Дело "Штукатуров против России" [SHTUKATUROV V. RUSSIA] (жалоба N 44009/05)

С. По существу дела

85. Европейский Суд напоминает, что любое вмешательство со стороны публичных властей в осуществление лицом своего права на уважение его личной жизни будет нарушением статьи 8 Конвенции, только если оно не "предусмотрено законом", не преследует законную цель или цели согласно пункту 2 статьи 8 Конвенции и только если оно не "необходимо в демократическом обществе" в смысле соразмерности преследуемым властями целям.

86. Европейский Суд принял к сведению утверждение заявителя о том, что примененная к нему мера не была законной и не преследовала какую-либо законную цель. Однако, по мнению Суда, нет необходимости рассматривать эти аспекты дела, поскольку решение о признании заявителя недееспособным было во всяком случае несоразмерным законной цели, на которую ссылается государство-ответчик, по основаниям, изложенным ниже.

1. Общие принципы

87. Заявитель утверждал, что признание его полностью недееспособным явилось неадекватным ответом на имеющиеся у него проблемы. Действительно, согласно статье 8 Конвенции власти должны устанавливать справедливый баланс между интересами душевнобольного и другими затрагиваемыми законными интересами. Однако, как правило, в таком сложном деле, как определение чьего-либо психического состояния, власти должны пользоваться широкой свободой усмотрения. Это объясняется в основном тем, что национальные власти обладают преимуществом непосредственного контакта с соответствующими лицами и, следовательно, наиболее компетентны решать эти вопросы. Задача Европейского Суда состоит скорее в том, чтобы осуществлять контроль по Конвенции в отношении решений, принятых национальными властями в порядке осуществления ими своих полномочий в этой области (см., mutatis mutandis, постановление Европейского Суда постановление от 9 июня 1998 года по делу "Бронда против Италии" [Bronda v. Italy], Сборник решений и постановлений Европейского Суда по правам человека [Reports] 1998-IV, с.1491, § 59).

88. В то же время пределы усмотрения, предоставляемого компетентным национальным властям, будут различаться в зависимости от природы этих вопросов и важности защищаемых интересов (см. постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Эльсхольц против Германии" [Elsholz v. Germany] (жалоба N 25735/94), § 49, Сборник постановлений и решений Европейского Суда по правам человека [ЕСНR] 2000-VIII). Более строгий подход требуется в отношении очень серьезных ограничений в сфере личной жизни.

89. Далее Суд вновь подтверждает, что, хотя статья 8 Конвенции не содержит эксплицитных процессуальных требований, "процесс принятия решений в отношении мер вмешательства должен быть справедливым и, как таковой, обеспечивать надлежащее соблюдение интересов, защищаемых статьей 8" (см. постановление Европейского Суда от 26 февраля 2004 года по делу "Гергюлю против Германии" [Grgl v. Germany] (жалоба N 74969/01, § 52). Пределы свободы усмотрения государства, таким образом, зависят от качества процесса принятия решений. Если процедура имела серьезные дефекты в каком-либо аспекте, выводы национальных властей становятся более уязвимыми для критики (см., mutatis mutandis, постановление Европейского Суда от 11 октября 2001 года по делу "Сахин против Германии" [Sahin v. Germany] (жалоба N 30943/96), § 46 и следующие за ним пункты постановления).

2. Применение общих принципов к настоящему делу

90. Во-первых, Европейский Суд отмечает, что вмешательство со стороны публичных властей в личную жизнь заявителя было очень серьезным. В результате признания заявителя недееспособным он стал полностью зависимым от своего опекуна почти во всех сферах жизни. Более того, "признание полностью недееспособным" было применено на неопределенный срок и не могло, как показывает дело заявителя, быть оспорено иным образом, как через опекуна, который был против любых попыток прекратить применение этой меры (см. также выше, раздел "Имеющие отношение к настоящему делу нормы национального законодательства", пункт 52 настоящего постановления).

91. Во-вторых, как Европейский Суд уже установил, разбирательство в Василеостровском районном суде г.Санкт-Петербурга было ущербным в процессуальном отношении. Так, заявитель не принимал участия в судебном заседании и даже не был лично допрошен судьей. Далее, заявитель не имел возможности обжаловать судебное решение от 28 декабря 2004 года, поскольку городской суд отказался рассматривать его жалобу. Таким образом, его участие в процессе принятия решений в производстве по его делу было сведено к нулю. Европейский Суд особенно шокирован тем фактом, что единственное судебное заседание по существу дела заявителя продолжалось десять минут. При таких обстоятельствах нельзя утверждать, что судья обладал "преимуществом непосредственного контакта с соответствующими лицами", которое в нормальной ситуации побуждало бы к сдержанности оценок со стороны настоящего Суда.

92. В-третьих, Европейский Суд должен исследовать обоснование судебного решения от 28 декабря 2004 года. При этом Суд будет учитывать серьезность обжалуемого вмешательства со стороны публичных властей в осуществление заявителем своих прав и то, что судебное разбирательство по делу заявителя было в лучшем случае формальным (см. выше).

93. Европейский Суд отмечает, что в своем решении Василеостровский районный суд г.Санкт-Петербурга основывался на выводах медицинского заключения комиссии врачей-психиатров от 12 ноября 2004 года. В этом заключении упоминались агрессивное поведение заявителя, негативное отношение к своим родственникам и "антисоциальный" образ жизни; в заключении делался вывод, что заявитель страдает шизофренией с выраженными эмоциональными, и потому он не способен понимать значения своих действий. При этом в заключении не указывалось, значение какого рода действий заявитель не понимал и какими действиями он не мог руководить. Степень серьезности заболевания заявителя неясна, равно как и неясны возможные последствия его заболевания для его социальной жизни, здоровья в целом, материальных интересов и т.д. заключения комиссии врачей-психиатров от 12 ноября 2004 года не был достаточно ясен в отношении этих вопросов.

94. Европейский Суд не ставит под сомнение компетенцию врачей, обследовавших заявителя, и признает, что заявитель был серьезно болен. Однако, по мнению Суда, наличие психического расстройства, даже серьезного, не может являться единственным основанием для оправдания признания заявителя полностью недееспособным. По аналогии с делами, касающимися лишения свободы, для оправдания признания лица полностью недееспособным психическое расстройство должно быть "такого вида или степени", которые обусловливали бы подобную меру - см., mutatis mutandis, упомянутое выше постановление Европейского Суда по делу "Винтерверп против Нидерландов", § 40. Однако вопросы, сформулированные перед врачами-психиатрами судьей, не касались "вида и степени" психического заболевания заявителя. В результате заключение комиссии врачей-психиатров от 12 ноября 2004 года не содержало достаточно детального анализа степени недееспособности заявителя.

95. Представляется, что существующие законодательные рамки не оставляли судье иного выбора. Гражданский кодекс Российской Федерации различает полную дееспособность и полную недееспособность, но он не предусматривает каких-либо "пограничных" ситуаций иначе, как для наркоманов или алкоголиков. Европейский Суд обращается в связи с этим к принципам, сформулированным в Рекомендации R(99)4 Комитета министров Совета Европы, которые изложены выше, в пункте 59 настоящего постановления. Хотя эти принципы не имеют силы закона для настоящего Суда, они могут определять общий европейский стандарт в этой области. Вопреки этим принципам, российское законодательство не предусмотрело возможности принятия "индивидуально подогнанного решения". В результате при данных обстоятельствах права заявителя по статье 8 Конвенции были ограничены в большей мере, чем было строго необходимо.

96. Таким образом, исследовав процесс принятия и обоснование национальных решений, Европейский Суд заключает, что вмешательство со стороны публичных властей в личную жизнь заявителя было несоразмерно преследуемой законной цели. Следовательно, по делу властями государства-ответчика было допущено нарушение требований статьи 8 Конвенции, что касается признания заявителя полностью недееспособным.