1. Приемлемость жалобы
92. Европейский Суд отмечает, что данная жалоба не является явно необоснованной по смыслу пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что не было установлено и иных оснований для признания жалобы неприемлемой. Следовательно, она должна быть признана приемлемой для рассмотрения по существу.
2. Существо жалобы
(а) Общие принципы
93. Согласно практике Европейского Суда вопрос о разумности срока содержания лица под стражей не может оцениваться абстрактно (in abstracto). Разумность содержания обвиняемого под стражей должна оцениваться в каждом случае согласно особым обстоятельствам дела. Длящееся содержание лица под стражей может быть оправдано, только если имеются особые указания на наличие явного требования общественного интереса, которое, несмотря на принцип презумпции невиновности, перевешивает правило об уважении свободы личности. Именно национальные судебные органы власти должны в первую очередь обеспечить, чтобы в конкретном деле содержание обвиняемого под стражей не превысило требование разумного срока. В этой связи они должны рассмотреть все обстоятельства, свидетельствующие за или против наличия явного требования общественного интереса, оправдывающего, с должным учетом принципа презумпции невиновности, отступление от правила уважения свободы личности, и отразить это в своих решениях, отклоняющих ходатайство об освобождении из-под стражи. По сути, на основании доводов этих судебных решений и достоверных фактов, упомянутых заявителем в своих жалобах, Европейский Суд должен решить, имело ли место или нет нарушение пункта 3 статьи 5 Конвенции (см. постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Лабита против Италии" (Labita v. Italy), жалоба N 26772/95, ECHR 2000 IV, § 152).
94. Доводы за и против освобождения лица из-под стражи не могут быть "общими и абстрактными" (см. постановление Европейского Суда по делу "Смирнова против Российской Федерации" (Smirnova v. Russia), жалобы N 46133/99 и 48183/99, ECHR 2003-IX, § 63). Если закон закрепляет принцип презумпции в отношении факторов, касающихся оснований продления срока содержания лица под стражей, необходимо убедительно продемонстрировать наличие конкретных фактов, перевешивающих правило об уважении свободы личности (см. постановление Европейского Суда по делу "Илийков против Болгарии" (Ilijkov v. Bulgaria) от 26 июля 2001 года, жалоба N 33977/96, § 84 in fine).
95. Наличие обоснованного подозрения в том, что задержанное лицо совершило преступление, является обязательным условием (условием sine qua non) для законности продления срока содержания его под стражей, но после истечения определенного срока и оно перестает быть достаточным. В таких случаях Европейский Суд должен установить, оправдывали ли иные основания, на которые ссылались судебные власти, продление срока содержания лица под стражей. Если такие основания являлись "существенными" и "достаточными", Европейский Суд должен также убедиться, что компетентные национальные власти проявили "особое усердие" при проведении судебного разбирательства (см. приведенное выше постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Лабита против Италии" (Labita v. Italy), § 153).
(b) Применение общих принципов к настоящему делу
(i) Период, подлежащий рассмотрению
96. Европейский Суд отмечает, что содержание заявителя под стражей в рамках избранной меры пресечения длилось с 4 мая 2001 года, даты его задержания, по 18 августа 2003 года, даты постановления приговора. Общий срок составил два года, три месяца и 15 дней. В своей оценке Европейский Суд не упустит из виду вывод о том, что с 12 июля по 27 декабря 2002 года содержание заявителя под стражей не соответствовало требованиям подпункта "с" пункта 1 статьи 5 Конвенции (см. постановление Европейского Суда по делу "Горал против Польши" (Goral v. Poland) от 30 октября 2003 года, жалоба N 38654/97, § 58 и 61, и приведенное выше постановление Европейского Суда по делу "Сташайтис против Литвы" (Stasaitis v. Lithuania), § 81-85).
(ii) Разумность срока содержания под стражей
97. Европейский Суд согласен, что изначально содержание заявителя под стражей могло быть оправдано разумным подозрением, что он участвовал во взяточничестве и коррупции. В постановлении от 7 мая 2001 года прокурор города Москвы в качестве оснований для помещения заявителя под стражу сослался на тяжесть предъявленного заявителю обвинения и необходимость предотвратить вероятность того, что заявитель мог продолжить преступную деятельность, скрыться или воспрепятствовать рассмотрению дела. На этой стадии указанные основания могли оправдать содержание заявителя под стражей (см. приведенное выше постановление Европейского Суда по делу "Худоеров против Российской Федерации" (Khudoyorov v. Russia), § 176).
98. Однако по прошествии времени эти основания неизбежно становились все менее и менее значимыми. Следовательно, власти были обязаны проанализировать личную ситуацию заявителя более тщательно и привести особые причины для продления срока содержания его под стражей.
99. Европейский Суд повторяет, что после 7 мая 2001 года срок содержания заявителя под стражей продлевался 13 раз. Продлевая срок содержания заявителя под стражей или рассматривая законность или обоснованность продления срока содержания его под стражей, власти Российской Федерации регулярно ссылались на тяжесть предъявленного обвинения в качестве основного довода, и на опасность того, что заявитель мог скрыться, воспрепятствовать отправлению правосудия или продолжить преступную деятельность.
100. В том что касается ссылки властей Российской Федерации на тяжесть предъявленного обвинения как на решающий элемент, Европейский Суд неоднократно указывал, что тяжесть обвинения не может сама по себе служить основанием для оправдания длительных сроков содержания лица под стражей в рамках избранной меры пресечения (см. постановление Европейского Суда по делу "Панченко против Российской Федерации" (Panchenko v. Russia) от 8 февраля 2005 года, жалоба N 45100/98, § 102, постановление Европейского Суда по делу "Горал против Польши" (Goral v. Poland) от 30 октября 2003 года, жалоба N 38654/9", § 68, и приведенное выше постановление Европейского Суда по делу "Илийков против Болгарии" (Ilijkov v. Bulgaria), § 81). Это особенно применимо к российской правовой системе, в которой правовая квалификация фактов - и, таким образом, предполагаемый приговор в отношении заявителей - определяется органами прокуратуры без судебного пересмотра вопроса о том, свидетельствуют ли собранные доказательства о наличии обоснованного подозрения, что заявитель совершил предполагаемое преступление (см. приведенное выше постановление Европейского Суда по делу "Худоеров против Российской Федерации" (Khudoyorov v. Russia), § 180).
101. Другим основанием для длительного содержания заявителя под стражей являлся вывод властей Российской Федерации о том, что заявитель мог скрыться, воспрепятствовать отправлению правосудия или продолжить преступную деятельность. Европейский Суд повторяет, что национальные власти обязаны установить наличие конкретных фактов, касающихся оснований продления срока содержания под стражей. Перекладывание бремени доказывания в таких вопросах на задержанное лицо равнозначно уничтожению [смысла] статьи 5 Конвенции, положения которой делают помещение под стражей исключительным случаем отступления от принципа уважения свободы личности, допустимым только в закрытом и строго определенном перечне случаев (см. постановление Европейского Суда по делу "Рохлина против Российской Федерации" (Rokhlina v. Russia) от 7 апреля 2005 года, жалоба N 54071/00, § 67). Остается уточнить, установили ли власти Российской Федерации и продемонстрировали ли убедительно наличие конкретных фактов в поддержку своих выводов.
102. Европейский Суд отмечает, что власти Российской Федерации измеряли опасность того, что заявитель мог скрыться или продолжить преступную деятельность ссылкой на тот факт, что ему было предъявлено обвинение в совершении тяжкого преступления, и, таким образом, им грозил суровый приговор. В этом отношении Европейский Суд повторяет, что, хотя тяжесть возможного наказания и является существенным элементом при оценке вероятности того, что обвиняемый скроется или продолжит преступную деятельность, необходимость продления срока содержания под стражей не может оцениваться исключительно с абстрактной точки зрения. Она должна рассматриваться со ссылкой на ряд других существенных факторов, которые могут либо подтвердить наличие риска побега или повторного совершения преступления, либо продемонстрируют указанный риск таким незначительным, что он не сможет оправдать содержание заявителя под стражей до суда (см. постановление Европейского Суда по делу "Летелье против Франции" (Letellier v. France) от 26 июня 1991 года, Series А, N 207, р.19, § 43, и приведенное выше постановление Европейского Суда по делу "Панченко против Российской Федерации" (Panchenko v. Russia), § 106). В данном деле власти Российской Федерации не упомянули какие-либо конкретные обстоятельства, оправдывающие содержание заявителя под стражей на этом основании, за исключением ссылки на "личность" заявителя. Власти Российской Федерации не указали на какое-либо иное обстоятельство, которое могло бы дать основания предполагать, что в случае освобождения из-под стражи заявитель скроется или избежит правосудия, или иным образом воспрепятствует ходу судебного разбирательства. Европейский Суд приходит к выводу, что наличие такого риска не было установлено.
103. Европейский Суд также подчеркивает, что, принимая решение об оставлении лица под стражей или освобождении его из-под стражи, власти обязаны в соответствии с пунктом 3 статьи 5 Конвенции рассмотреть альтернативные способы обеспечения явки лица в суд (см. постановление Европейского Суда по делу "Сулаойя против Эстонии" (Sulaoja v. Estonia) от 15 февраля 2005 года, жалоба N 55939/00, § 64, постановление Европейского Суда по делу "Яблоньский против Польши" (Jablonski v. Poland), от 21 декабря 2001 года, жалоба N 33492/96, § 83). Ни на одном из этапов производства по данному делу суды Российской Федерации не объяснили в своих решениях, почему альтернативные лишению свободы меры пресечения не обеспечили бы должный ход судебного разбирательства. Это упущение становится еще более необъяснимым вследствие того обстоятельства, что новый Уголовно-процессуальный кодекс явно требует, чтобы суды Российской Федерации рассматривали возможность применения менее строгих мер пресечения в качестве альтернативы заключению под стражу (см. выше § 54).
104. В итоге Европейский Суд полагает, что решения властей Российской Федерации не были основаны на анализе всех относящихся к делу фактов. Они не приняли во внимание доводы в пользу освобождения заявителя из-под стражи до суда, такие как семейное положение заявителя. Европейский Суд также озабочен тем обстоятельством, что власти Российской Федерации упорно использовали стереотипную краткую формулировку для оправдания продления срока содержания заявителя по стражей: прокуроры воспроизводили одну и ту же формулировку во всех своих постановлениях. Европейский Суд также не упускает из виду тот факт, что постановления Московского городского суда от 12 июля, 2 августа и 28 ноября 2002 года и определение Верховного Суда Российской Федерации от 9 октября 2002 года не содержали вообще никаких оснований для продления срока содержания заявителя под стражей. Суды только отметили, что заявитель должен оставаться под стражей. Это особенно удивительно, учитывая, что на тот момент заявитель уже более года содержался под стражей, следствие было завершено, а дело передано для рассмотрения в суд.
105. Учитывая изложенное, Европейский Суд полагает, что, не обратившись к конкретным существенным фактам или не рассмотрев альтернативные "меры пресечения" и сославшись в основном на тяжесть предъявленного обвинения, власти Российской Федерации продлили срок содержания заявителя под стражей до 24 мая 2001 года на основаниях, которые нельзя считать "достаточными". Таким образом, власти Российской Федерации не оправдали продление срока содержания заявителей под стражей на протяжении двух лет и почти четырех месяцев. Поэтому нет необходимости рассматривать, было ли производство по делу заявителя проведено с должным усердием в указанный период, поскольку этот срок сам по себе не может считаться разумным по смыслу пункта 3 статьи 5 Конвенции (см. постановление Европейского Суда по делу "Пеков против Болгарии" (Pekov v. Bulgaria) от 30 марта 2006 года, жалоба N 50358/99, § 85).
106. Следовательно, имело место нарушение указанного положения Конвенции.